Георгий Николаевич Смиренкин родился 8 декабря 1929 г. в Москве. Его школьные годы пришлись на военное время. В 1941 г. он закончил четвёртый класс, за пятый класс сдал экзамены экстерном и только в 1943 г. продолжил обучение в нормальной школе. Окончил школу в 1947 г. с золотой медалью и без экзаменов поступил на физический факультет МГУ, который окончил в 1952 г.
На работу в Лабораторию «В» (первоначальное название Физико-энергетического института) был принят в январе 1953 г. Кандидатскую диссертацию защитил в 1958 г., докторскую – в 1973 г. Назначен по конкурсу начальником лаборатории № 6 в 1964 г., ученое звание профессора присвоено в 1973 г. и в 1994 г. – звание Заслуженный деятель науки и техники РФ. Ушел из жизни 18 октября 1994 г. после продолжительной, тяжелой болезни.
Стиль работы Георгия Николаевича с самого начала его научной деятельности был унаследован от его любимых и уважаемых учителей – А.И. Лейпунского и И.И. Бондаренко. Их главным принципом всегда было желание совместить глубокое проникновение в физическую природу исследуемых явлений с практическим применением полученных результатов для решения важнейших технических задач, в частности основной задачи ФЭИ – разработки реакторов на быстрых нейтронах.
Жизнь в физике деления для ГН, как его обычно назвало большинство коллег, началась с измерений <ν> – среднего числа быстрых нейтронов на акт деления. Для тепловых нейтронов значения <ν> уже были неплохо измерены для основных делящихся ядер, но зависимость числа нейтронов от энергии возбуждения ядер предсказывалась с большой неопределенностью. Для быстрых реакторов такая зависимость имеет первостепенное значение, ее исследования были одной из главных задач Лаборатории № 6, которую до 1963 г. возглавлял И.И. Бондаренко. Первые измерения этой зависимости, выполненные в 1955–1957 гг. представлены в отчетах ФЭИ, имевших ограниченное использование. Основные результаты этих измерений были опубликованы в 1958 г. в кратком виде в журнале «Атомная энергия» и в более полном объеме в докладе И.И. Бондаренко на второй Женевской конференции. Дальнейшие исследования множественности нейтронов деления продолжались более двух десятилетий, и в них было накоплено значительное количество данных, крайне важных для надежного проектирования быстрых реакторов.
Второй по значимости характеристикой делящихся ядер являются сечения деления, измерения которых для ключевых нуклидов уран-плутониевого топливного цикла проводились интенсивно группой ГН в середине 50-х годов. Для важнейших делящихся нуклидов 233U, 235U, 239Pu и 240Pu были измерены как интегральные сечения, так и угловые распределения продуктов деления в диапазоне энергий нейтронов до 2,5 МэВ. Впоследствии эти данные использовались в качестве базовых для отечественной системы групповых констант БНАБ (Бондаренко – Николаев – Абагян – Базазянц), разработанной для практических расчетов быстрых реакторов.
В 50-х годах все ведущие научные сотрудники лаборатории №6 принимали непосредственное участие в работах по пуску и исследованию характеристик реакторов на быстрых нейтронах БР-2, БР-5, по экспериментальной верификации расчетов этих реакторов.
При анализе полученных данных ГН всегда стремился глубже понять физическую природу наблюдаемых характеристик процесса деления. В середине 50-х годов О. Бором была предложена концепция каналов деления как переходных состояний над барьером деления, аналогичных низколежащим возбужденным состояниям ядер. Физики ФЭИ одними из первых осознали важность этой концепции для объяснения наблюдаемых вариаций множественности числа нейтронов, а также кинетических энергий и угловых распределений продуктов деления. Был выполнен большой объем экспериментальных исследований этих вариаций, только малая часть которых помещена в настоящем сборнике.
Теоретический анализ накопленной экспериментальной информации, подтвердив некоторые качественные предсказания модели каналов, в то же время показал существенные противоречия наблюдаемых вариаций анизотропии деления в околопороговой области с представлениями классической одногорбой модели барьера. Противоречия удалось устранить только на основе модели двугорбого барьера деления, предложенной В.М. Струтинским в 1967 г. Эта модель в последующие годы оказалась чрезвычайно плодотворной для физики деления, и в ее обоснование и развитие работы Г.Н. Смиренкина внесли огромнейший вклад.
В 1964–1967 гг. ГН инициировал работы по изучению фотоделения ядер на тормозном спектре микротрона Института физических проблем РАН (Москва). Для регистрации событий деления в условиях интенсивного фона гамма-квантов было предложено использовать трековые детекторы из стекла и слюды. Достоинства фотоделения для изучения каналовых эффектов очевидны ввиду малых значений вносимых в ядро угловых моментов, но именно методика трековых детекторов сыграла определяющую роль в успехах проведенных исследований. Анализ сечений и угловых распределений фотоделения четно-четных ядер 232Th, 238U и 240Pu уверенно поддержал теорию двугорбого барьера деления. Были обнаружены глубокие подбарьерные аномалии сечений фотоделения, объяснение которых возможно только в рамках этой теории. Детальное рассмотрение всех полученных результатов содержится в обзоре, опубликованном в УФН.
Результаты одного из этапов исследования фотоделения были зарегистрированы как научное открытие СССР № 269 «Закономерности подбарьерного деления четно-четных ядер», совершенное коллективом авторов: Н.С. Работнов, Г.Н. Смиренкин, А.С. Солдатов, Л.Н. Усачев (ФЭИ) и С.П. Капица, Ю.М. Ципенюк (ИФП АН СССР).
В семидесятые годы ГН организовал широкомасштабную программу измерения сечений деления трансурановых ядер, важных для задач трансмутации радиотоксичных отходов ядерной энергетики в быстрых реакторах. Измерения были выполнены для 18 нуклидов, включая высокорадиоактивные изотопы америция и калифорния. Эти данные позднее были подтверждены многими зарубежными работами, и они используются с высоким приоритетом в современных библиотеках рекомендованных ядерных данных и в настоящее время.
Огромный экспериментальный материал по сечениям деления актинидов был использован ГН для построения согласованной систематики параметров двугорбого барьера и делимости актинидов, более надежной, чем предыдущие эмпирические систематики делимости ядер. Такая систематика позволяет предсказывать характеристики деления многих нейтронно-дефицитных ядер, экспериментальное изучение которых невозможно из-за короткого времени жизни.
В начале семидесятых годов ГН инициировал также масштабные исследования сечений деления доактинидных нуклидов легкими заряженными частицами, которые проводились совместно с группой В.Н. Околовича на изохронном циклотроне ИЯИ АН КазССР в Алма-Ате. Они были направлены на более корректное определение барьеров деления и моментов инерции переходных конфигураций делящихся ядер, а также изучение оболочечных и сверхтекучих эффектов в таких переходных состояниях. Проведены измерения сечений деления и угловых распределений фрагментов деления более чем 30 изотопов в реакциях, индуцируемых протонами, дейтронами, альфа-частицами и ионами He-3.
Анализ полученных данных продемонстрировал важность оболочечных эффектов для описания вероятности деления околомагических ядер. Оболочечные «падения» параметра плотности уровней были хорошо известны и раньше, но впервые было показано, что для последовательного описания свойств возбужденных нуклидов очень важно учитывать энергетическую зависимость параметров плотности уровней, в частности исчезновение «падений» при высоких энергиях возбуждения. Для учета этого было предложено феноменологическое описание параметра плотности уровня, связывающее его энергетические вариации с величиной оболочечных поправок к энергиям связи ядер. Было также показано, что для согласованного анализа всей совокупности данных о делимости доактинидных ядер очень важным является учет ротационного увеличения плотности уровней деформированных ядер и эффектов сверхтекучести ядер при энергиях возбуждения меньше 10–12 МэВ. Основные результаты проведенных исследований обобщены в обзоре ЭЧАЯ 1977 г.
В восьмидесятые годы интерес ГН и его алма-атинских коллег сместился к массо-энергетическим распределениям деления доактинидных ядер. Было обнаружено, что при низких энергиях возбуждения ядер в окрестности свинца, наряду с хорошо известным симметричным способом деления, всегда присутствует компонента ассиметричного «холодного» деления, соответствующая компактным конфигурациям осколков в точке разрыва. Такая асимметричная составляющая быстро уменьшается с понижением заряда и массы делящегося ядра и практически исчезает при A≈200. Показано, что асимметричное деление в свинцовой области является прямым следствием бимодальной долинной структуры барьеров деления ядер в широком диапазоне массовых чисел от изотопов талия до изотопов фермия. Детальное обсуждение полученных результатов представлено в обзоре ЭЧАЯ 1988 г.
В начале девяностых годов исследования доактинидных ядер сместилось к реакциям, индуцированным тяжелыми ионами. Основной целью было изучение асимметричного деления ядер в области массовых чисел А<200 и его связи с компактным симметричным делением изотопов фермия. Полученные результаты представлены в последней главе сборника. К сожалению, тяжелая болезнь оборвала участие ГН в последующих работах.
В течение почти тридцати лет ГН был бесспорным лидером исследований деления ядер в ФЭИ и движущей силой многих инициатив и разработок в этой важной области ядерной физики в Советском Союзе. Список его научных работ включает более 350 наименований, написанных в сотрудничестве с сотней соавторов более чем дюжины учреждений. Он был притягательным центром влияния и вдохновения для многих людей, впечатленных не только его энциклопедическими знаниями ядерной физики, но и его блестящей, теплой, открытой личностью.
Наша теперешняя свобода контактов и путешествий пришла к ГН слишком поздно. У него не нашлось возможности посетить международные научные мероприятия за пределами Советского Союза. Но его работы достаточно хорошо известны мировому сообществу физиков-ядерщиков, они докладывались его учениками и коллегами на многих международных конференциях.
За время жизни Г.Н. Смиренкина физика деления ядер получила беспрецедентное развитие как по объему накопленной экспериментальной информации, так и по ее теоретическому осмысливанию. Его вклад в это развитие, равно как в обеспечение практической ядерной энергетики прецизионными ядерными данными, огромен.
А. В. Игнатюк
К 60-летию Г. Н. Смиренкина
Пусть годов за плечами немало,
Но задора горит огонек,
И по-прежнему лих, как бывало,
Ваш надежный, двугорбый конек.
Вы в делении задали жару
И во славу Калужской земли
Показать, где зимуют омары,
И варягам, и грекам смогли.
Коллектив – золотые ребята! –
Все преграды с дороги сметут,
И кучны, и дружны, как опята,
Только свистни, они тут как тут.
Не привыкли запрашивать втрое,
Ничего под себя не гребли,
Гигавольтных гигантов не строя
За народные гигарубли.
Пусть у всех нынче губы – не дуры,
Вы постигли секрет ремесла:
Не структура важна, а фактура,
И уменье – главнее числа.
Есть, что вспомнить, и пройдено много.
Тверды руки, и порох Ваш сух.
Пусть и дальше прямою дорогой
Вас ведет несгибаемый дух.
8.12.1989
Из воспоминаний
Георгий Николаевич Смиренкин – человек, ученый, приятный собеседник, отец и, наверное, еще много кто… У меня воспоминания о нем только самые теплые, самые уважительные. Мы никогда не работали в одной команде, да и совместных публикаций нет: как-то не сложилось. Но общения было много, много дискуссий, интересных, порой нелицеприятных, обсуждений научных вопросов, планов исследований. Работали на одном этаже здания ускорителей, жили в соседних общежитиях, вместе участвовали в конференциях. Есть что вспомнить, да и жизнь та, бурная, интересная, не забывается. Был дух науки, стремление познать новое, объяснить необъяснимое. И в центре всегда был Георгий Николаевич, окруженный многочисленными аспирантами, учениками и сотрудниками. Порой не очень просто было приблизиться к этой большой команде интересных и способных людей: часто зазнайство, чванливость отдельных ее членов отталкивало. Но ведь Георгию Николаевичу эти качества вообще не были свойственны! Внимательное и вдумчивое отношение к молодым сотрудникам, способность делиться знаниями и опытом – вот главные черты Смиренкина – ученого и человека. Мне многому удалось научиться у Георгия Николаевича, и главное, в чем признаюсь себе, – это то, что именно он привил мне привычку отрабатывать самые мелкие детали и смотреть на вещи с разных сторон, не забывая при этом основной идеи поиска или исследования. Сам он исполнял эту партию филигранно. Может быть, именно поэтому сделанное им открытие усиления квадрупольного фотоделения имеет такой яркий оттенок изысканности…
Георгий Николаевич ушел четверть века назад… Я очень тяжело переживал его кончину. Он был для меня чуть ли не единственным, кому так хотелось показать свои результаты, узнать мнение о них, оценить, в ту ли сторону иду. Его оценки всегда были молниеносны и точны, что очень стимулировало. Незадолго до кончины Георгий Николаевич зашел ко мне в кабинет, посмотрел на развешанные по стенам картинки по холодной фрагментации и сказал: «В этом есть нечто докторское…». Через год я защитил диссертацию в Дубне.
«Рукописи не горят». Лучшая память на бумаге. Поэтому издание избранных трудов профессора Г.Н. Смиренкина, а это весьма внушительный том, является очень правильным шагом, имеющим и важное практическое значение. Техника устаревает, а знания нет. Концентрированное знание о фундаментальных вещах еще будет востребовано, несмотря на ужасный разгром науки в институте, который нам приходится сегодня переживать. Но уже появляются в лабораториях новые молодые пытливые ребята с блеском в глазах. И пусть последняя книга Георгия Николаевича поможет им войти в непредсказуемый бурлящий мир науки.
Два десятилетия на стене моего кабинета висит потрет Георгия Николаевича. Единственный портрет…
Говердовский Андрей Александрович,
генеральный директор ФЭИ (2013-2020),
доктор физико-математических наук
С Георгием Николаевичем Смиренкиным я познакомился в 1958 году. Он сыграл решающую роль в выборе мной профессии. По его рекомендации в декабре 1959 года я был принят на работу в лабораторию физики деления ядра (лаб. № 6 отдела № 11) в группу Б. Д. Кузьминова. Георгий Николаевич, или Жора, как его звали сотрудники лаборатории, был талантливым физиком и замечательным человеком. Известно, что научные работники делятся на теоретиков и экспериментаторов. Жора обладал редким даром – он был экспериментатором и теоретиком в одном лице. Об этом свидетельствуют его научные труды, список которых насчитывает более 370 работ.
Область его интересов простиралась от измерения ядерно-физических констант, необходимых для расчета реакторов, до изучения фундаментальных процессов, протекающих в ядре при делении. Полученные под его руководством и при непосредственном участии экспериментальные данные о сечении и среднем числе мгновенных нейтронов деления для целого ряда ядер вошли в международную библиотеку ядерных данных.
Исследование каналовых эффектов в энергетических зависимостях средних значений кинетической энергии осколков и числа мгновенных нейтронов при делении ядер моноэнергетическими нейтронами, а также изучение структуры барьера деления и открытие квадрупольного фотоделения четно-четных ядер позволили значительно расширить существовавшие в то время представления о механизме деления ядра.
Из списка трудов Г. Н. Смиренкина видно, что они выполнены, как правило, в соавторстве с другими сотрудниками нашего института и других институтов страны. Однако следует заметить, что в большинстве случаев автором основных идей при постановке эксперимента и интерпретации его результатов, а также «рыбы» будущей статьи, был Георгий Николаевич. Т. е. он был не просто лидером, а, как говорится, «играющим тренером» лаборатории. Мне кажется, что именно этим можно объяснить его высочайший научный уровень и почти непререкаемый авторитет в коллективе сотрудников.
Поражали его энергия и работоспособность. Он мог сутками не уходить с работы, иногда даже ночуя в кабинете. Своим отношением к делу он заражал своих коллег не только в лаборатории, но и в других институтах, с которыми велось активное сотрудничество. Мне вспоминается в связи с этим то, как мы работали в 60-е годы.
Все сотрудники лаборатории (около 20 человек) размещались тогда в комнате № 204 Главного корпуса и двух стеклянных выгородках в коридоре напротив. Эксперименты велись на ускорителях в корпусе «Б» (немецкий трофейный каскадный генератор Кокрофта-Уолтона КГ-1 на 1 МэВ и наш электростатический ускоритель Ван-де-Граафа ЭГ-1 на 5 МэВ). Рабочая неделя в то время была 6-дневной. Ввиду вредных условий труда мы должны были работать с 8 утра до 2-х часов дня, затем по талонам спецпитания обедать в столовой и идти домой. Столовая размещалась в здании, где сейчас находится телефонная станция и Ситуационный центр. До 2-х часов дня все шло по распорядку. В 2 часа в столовую командировались два молодых сотрудника лаборатории (довольно часто одним из них был автор этих строк), которые должны были занять столы. Через некоторое время подходили возглавляемые Жорой «аксакалы» (большинству из них не было и 35 лет) и садились обедать. Обед длился около часа и больше напоминал научный семинар. Затем все во главе с Жорой возвращались в лабораторию и продолжали работать до позднего вечера.
Иногда (как правило, по субботам) задание командированным усложнялось. Помимо резервирования столов, они должны были купить и расставить на них кружки с пивом. Пиво продавалось в буфете, который располагался в правом дальнем углу обеденного зала.
Говоря о том, как Жора отдыхал, не могу не отметить, что и здесь у него был нестандартный подход. Я не припомню, чтобы он ездил в санатории или дома отдыха. Зато отлично помню коллективные поездки сотрудников лаборатории во главе с ним на рыбалку на Угру, за грибами, встречу старого Нового года на базе отдыха «Планета» на Оке в 30-градусный мороз и т. д. От него я слышал шуточное высказывание: «Только в общении с природой можно черпать силы для плодотворной творческой работы!». В этой шутке содержится суть подхода к отдыху, который, как мне кажется, исповедовал Жора – отдыхать надо для того, чтобы эффективнее работать, а не наоборот.
Я думаю, что жизнь Георгия Николаевича Смиренкина является примером служения науке или, как принято сегодня говорить, одной из важных мотиваций для выбора молодыми людьми профессии научного работника.
Дьяченко Петр Петрович, советник директора отделения ФЭИ,
доктор физико-математических наук,
профессор, академик РАЕН
Когда-то, в далекой молодости, мы тоже чувствовали себя великими.
В конце 60-х годов, после того как я пролежал почти месяц в ленинградской областной больнице в Сестрорецке и написал под давлением Г. Н. Флерова докторскую диссертацию («У Вас много свободного времени», – говорил он во время каждого ко мне визита), встал вопрос об оппонентах. К моему удивлению, Г. Н. отнесся к этому делу весьма серьезно.
Диссертация была из области деления тяжелых ядер. В кругу физиков, работающих в области ядерного деления, я вращался давно, меня знали многие мои коллеги, теоретики и экспериментаторы. Выбрать оппонентов из своего окружения мне было совсем нетрудно. Но Г. Н. отвел мои кандидатуры докторов-оппонентов и сказал, что он сам будет просить трех человек: А. И. Лейпунского, К. А. Петржака и И. И. Гуревича. Когда же я спросил его, зачем по вопросам деления беспокоить Гуревича, он посмотрел на меня укоризненно и сказал, что Исай Исидорович читал ему лекции по делению, когда они были еще студентами, только на разных курсах Ленинградского Политеха.
Диссертация моя была представлена в Ученый совет Лаборатории высоких энергий в Дубне (ЛВЭ, ОИЯИ, председатель Совета – А. М. Балдин). Дело происходило в конце ноября 1968 года, заседание Совета было назначено на 10 часов утра.
Проснувшись рано утром в день защиты и взглянув в окно, я обомлел. Мне стало ясно, что никакой защиты не будет. Накануне был дождь, ночью ударил мороз, шоссе покрылось льдом, превратившись в идеальный и плотный каток.
А моим оппонентам ехать из Москвы в Дубну, а А. И. Лейпунскому держать путь из Обнинска; там-то и по сухой дороге более 4-х часов езды! Тут еще возникла другая проблема. В этот день акад. Н. Н. Боглюбов назначил директорское совещание с весьма острой повесткой – распределение ресурсов по лабораториям. Все директора лабораторий и их замы по науке, естественно, направились туда. А они, в большинстве своем, являются членами этого единственного совета ОИЯИ по присуждению ученых степеней.
Но идти мне на защиту нужно, а уж там решат, как быть. Скорее всего, конечно, не быть тому, что планировалось.
Войдя в зал, я увидел милых людей из нашей лаборатории с цветами (будут торжественные похороны), а пройдя дальше – всех своих оппонентов. За 15 минут до начала заседания они и все члены директорского совещания ОИЯИ вошли в зал заседания Совета в ЛВЭ. Как потом выяснилось, Н. Н. Боголюбов, узнав о том, что в 10:00 начнется заседание Совета в ЛВЭ, отменил директорское совещание и попросил всех приглашенных быстро переключиться на заседание Ученого совета, как дело более важное, чем вопросы текущего финансирования.
Такие были времена. И я почувствовал, буквально плотью, что сейчас произойдет что-то неординарное, раз столько людей, наперекор обстоятельствам, собрались в это утро по поводу моей защиты.
Особенно меня поразил А. И. Лейпунский. «Как же вы добрались к нам из Обнинска, Александр Ильич?» «В целом просто, – сказал он. – Меня предупредили о погоде, и я выехал пораньше из Обнинска: в 3:30 утра. По дороге было много аварий, но мы останавливались каждый раз ненадолго. Потихоньку доехали. Только вот что. Я хочу Вас предупредить, что отзыв я читать не буду, а скажу своими словами. Дело в том, что я попросил Георгия Николаевича Смиренкина написать отзыв на вашу диссертацию. Вернулся в Обнинск из командировки только позавчера и прочитал его творение в машине, пока ехал в Дубну. Отзыв такой восторженный, я таких рецензий просто не умею писать. Ей Богу, лучше я скажу своими словами, чем буду выражать чужие восторги (благо времени в пути было много, и я прочел всю вашу замечательную работу). А в ВАК пойдет обязательно вариант Смиренкина, пусть они там восторгаются». Затем началась процедура защиты по всем канонам, предписанным ВАКом.
Тогда было принято, что после защиты «виновник торжества» должен отобедать со своими оппонентами. В этом был определенный смысл: в такой неформальной обстановке говорилось то, что не предназначалось для ушей членов Ученого совета. В ресторане гостиницы «Дубна», куда многие после заседания Совета пришли пообедать, я увидел стол на 4 персоны (Флеров, Гуревич, Петржак, Лейпунский), и пятый стул, приставленный сбоку, был явно для меня. И эти люди сидели и ждали меня. Я поблагодарил их сердечно за приезд, за их время, отданное мне, и за их труд, за поздравления, конечно. Но одновременно почувствовал, что приставной 5-й стул – это лишнее. Это другое поколение.
Встал, попросил прощения, что покидаю их, т. к. считаю, что им есть, о чем поговорить в своем обществе (по сути, в своем поколении).
На следующий день позвонил Г. Н. Смиренкину. Рассказал о том, как все происходило. На самом деле я и сейчас плохо помню, что говорил сам на Совете, как выступали оппоненты, какие были вопросы. Начало и конец этого события были наиболее впечатляющими и вытеснили все остальное. Но, конечно, не преминул высказать ему о конфузе с «восторженным отзывом», который А.И. держал в руках и говорил «своими словами».
«Подожди, – сказал он в трубку, – А. И. ведь не знает причину этих «восторгов», поэтому и реакция такая. Все то, что ты написал, я, конечно, знал. Но когда я говорю об этом же самом на семинарах и конференциях, начинается спор, потом какой-то сумбур, затем переходим на высокие тона. Не понимают, что ли? А тут ты, коротко, простыми словами и предельно ясно написал так, что и спорить глупо. А картиночки (графики) – просто блеск. Можно их показать и вообще ничего не говорить».
Вот это и есть Жора Смиренкин! Талантливый, быстрый, импульсивный, эмоциональный. Не может он отдельно мыслить и отдельно чувствовать. Не может, и все. И мы его за это любили и любим. За все вместе…
Оганесян Юрий Цалакович,
научный руководитель ЛЯР ОИЯИ (Дубна),
доктор физико-математических
наук,
профессор, академик РАН
Дубна, 10 октября 2019 г.
«Годы промчались, седыми нас делая.
Где чистота этих веток живых?
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них»
Был морозный декабрьский вечер 1969 года. Время около 23 часов. Выхожу на перрон из электрички Москва–Обнинск и вижу напротив яркую вывеску новой, только что открытой городской гостиницы «Юбилейная», где и поселился, не зная, что командированные в Физико-энергетический институт (ФЭИ) сотрудники должны поселяться только в служебной гостинице института (на что мне было строго указанно в бюро пропусков на следующее утро).
Мой первый приезд в ФЭИ был связан с сотрудничеством в области создания специальных приборов для прямого преобразования энергии осколков деления ядер в электрическую (отдел Ю. К. Гуськова) на реакторе ВВР-К в ИЯФ АН КазССР. Мой руководитель в Алма-Ате В. Н. Околович (один из первых учеников Г. Н. Смиренкина, впоследствии вице-президент АН КазССР) дал мне координаты Георгия Николаевича и просил его помочь мне в этом деле.
После завершения моей командировки и недолгого общения с Георгием Николаевичем я выслушал его рекомендацию, что мне лучше заняться фундаментальными вопросами физики деления ядер на циклотроне в ИЯФ АН КазССР. Эта рекомендация резко поменяла мою дальнейшую судьбу на долгие годы. И с 1970 года под руководством Г. Н. Смиренкина я активно включился в исследования процесса деления мало изученной области доактинидных ядер.
1971 год – циклотрон в ИЯФ остановлен на модернизацию и перевод его в изохронный режим для расширения экспериментальных возможностей. Чтобы не останавливать наши эксперименты, Георгий Николаевич договорился на это время продолжить их на циклотроне в ФЭИ (отдел Краснова – Огнева). Это было очень непросто, поскольку программа работ на этом ускорителе была очень загружена нейтронными исследованиями и изотопной программой, но тем не менее нам было выделено достаточное количество пучкового времени, и был получен ряд важных научных результатов.
Всё это послужило основой долговременного плодотворного сотрудничества Алма-Атинской группы ученых и ученых ФЭИ (А. В. Игнатюк, А. С. Тишин, Б. И. Фурсов и др.). Результатом наших совместных работ стало детальное исследование сечений деления и угловых распределений осколков деления в широкой области легких ядер Z = 70÷85, представленных в большом количестве публикаций и обобщенных в обзоре ЭЧАЯ 1977 года (н. сб., с. 298). Георгий Николаевич, вместе с коллегами из ФЭИ, часто приезжал к нам в институт, и мы проводили время в очень интересных дискуссиях и обсуждениях различных аспектов физики деления. В процессе этого общения всем становилось ясно, что ГН, как говорили в ФЭИ, был лучшим экспериментатором среди теоретиков и лучшим теоретиком среди экспериментаторов.
Г. Н. Смиренкин был большим любителем рыбалки, и в один из наших воскресных выездов на реку Или ухитрился поймать сазана весом 10 кг. Это было очень непросто, и процесс вылавливания занял два часа раннего утреннего времени. Это был рекорд среди всех местных рыбаков.
Вспоминаю важный совет Г. Н. Смиренкина, который он дал мне в 1977 году – не переезжать в Дубну по предложению Г. Н. Флёрова, а продолжать активно свою работу в Алма-Ате. И мы начали изучать массово-энергетические распределения осколков деления ядер, в результате этих совместных исследований было впервые открыто ассиметричное деление доактинидных ядер (настоящий сборник, с. 360), и получено экспериментальное доказательство существования независимых мод деления (гипотеза Туркевича – Нидэй, 1957 год).
1985 год. Ленинград, Радиевый институт. Я защищаю докторскую диссертацию, и Георгий Николаевич специально приехал, чтобы поддержать меня.
Как известно, после успешной защиты хочется это дело отметить, и я попросил своего друга из Радиевого института Леонида Плескачевского организовать вечер в ресторане для небольшой компании (К. А. Петержак, Б. Д. Кузьминов, К. А. Гриднев, Ю. Ц. Оганесян, Г. Н. Смиренкин и др.). Этот ресторан находился в Петропаловской крепости, и когда наша компания подходила к этому месту, мы встретили грустного ГН. На вопрос: «Что случилось?»,мы получаем ответ: «Советских людей в этот ресторан не пускают». Леонид Плескачевский сказал нам тогда, что мы – делегация из Германии и должны говорить на каком-нибудь непонятном языке. Вечер прошел прекрасно.
1992 год, страна разваливается… Директор ЛЯРа Ю. Ц. Оганесян звонит в Алма-Ату В. Н. Околовичу и говорит, что хочет у него отнять правую руку – забрать М. Г. Иткиса в Дубну. На что Околович ответил Оганесяну: «Иткис не поедет в Дубну». Я об этом узнал от Околовича лишь спустя три месяца и позвонил Г. Н. Смиренкину. Спросил, что делать. В ответ Георгий Николаевич попросил день на раздумье. После чего позвонил мне и дал свой совет: «Переезжай в Дубну». Это был опять резкий поворот в жизни моей семьи и моей судьбе. За что я ему благодарен по сей день.
После переезда в Дубну наше сотрудничество продолжалось достаточно активно на базе ускорителей ЛЯР ОИЯИ. Исследования специфических особенностей деления ядер, проведенные ранее для реакций с легкими заряженными частицами, были продолжены для реакций с тяжелыми ионами.
Светлую память о моем учителе и друге я буду хранить до конца своих дней.
Иткис Михаил Георгиевич,
вице-директор ОИЯИ (Дубна),
доктор физико-математических
наук, профессор
Я пришел в лабораторию Г. Н. Смиренкина в 1969 году лаборантом. В то время я учился на вечернем факультете Обнинского филиала МИФИ и на предыдущем месте работы специализировался на разработке и изготовлении электронно-измерительных устройств.
Первая встреча с начальником была достаточно короткой, но произвела на меня большое впечатление. Он спросил, знаком ли я полупроводниковой техникой (в те времена основные измерительные устройства изготавливались на основе электронно-вакуумных ламп).
Я ответил, что кое-что умею, но если надо – изучу. «Вот и хорошо», – сказал Георгий Николаевич и отправил меня к электронщикам-профессионалам, которые разрабатывали десятиканальное пересчетное устройство специально для новой программы многоканальных исследований деления ядер. Таким образом, мне сразу было доверено серьезное и ответственное самостоятельное дело. Позже я не раз убеждался в том, что одной из особых черт его характера была готовность доверить подчиненным большие куски ответственной работы.
Исследовательская программа, в реализации которой участвовала наша группа под руководством тогда еще молодого специалиста Б. И. Фурсова, была нацелена на прецизионное измерение сечений деления нейтронами основных актинидных ядер в реакторном диапазоне энергии нейтронов. Работа велась для создания государственного стандарта важнейших ядерных данных. Именно с этой гранью широкого спектра научных и экспериментальных интересов Георгия Николаевича я оказался знаком ближе всего.
Программа исследований реализовывалась в течение почти десяти лет, на протяжении которых Георгию Николаевичу удавалось не только управлять методическим и технологическими аспектами нашей экспериментальной деятельности, но и вовлекать нас в интерпретацию результатов измерений с целью обоснования фундаментальных теоретических положений ядерной физики. Эти интерпретации позволяли строить новую модель деления тяжелых ядер – модель «двугорбого барьера деления», разрабатываемую тогда мировым сообществом физиков-ядерщиков, в том числе теоретиками ФЭИ (А. В. Игнатюком, Н. С. Работновым и др.).
Участвуя в этой работе, мне удалось почувствовать еще одну черту Георгия Николаевича — умение оптимально объединять доступные ему материальные и интеллектуальные ресурсы коллектива. Так, например, когда нужда в разработке электронных устройств для измерений закончилась из-за стандартизации измерительной техники, он предложил мне освоить программирование для ЭВМ и приложил много усилий для того, чтобы мы, вместе с другими его аспирантами, освоили модельные описания процесса деления, необходимые для компьютерной обработки многочисленной информации о процессе деления ядер.
Как я сейчас понимаю, глубокое понимание экспериментальных тонкостей используемых методик одновременно с владением математическим аппаратом анализа позволило руководимому им коллективу не только предоставить заказчику (Минсредмаш) прецизионные данные, явившиеся основой отечественного стандарта сечений деления тяжелых ядер, признанного на самом высоком международном уровне (МАГАТЭ и другие ядерные центры), но и построить эффективную феноменологическую систематику барьеров деления тяжелых ядер, предсказывающую сечения деления для минорных актинидов, не имеющих экспериментальных данных. Эта систематика широко использовалась во многих справочных данных, связанных с анализом перспективных методов переработки и хранения ядерных отходов.
Публикация большого цикла результирующих работ в журналах «Ядерная физика» и «Атомная энергия» (1967–1990 гг.) позволила нам, его аспирантам (К. Истеков, Н. Каипбаев, В. М. Куприянов, М. И. Свирин, Ю. Б. Остапенко и др.), успешно защитить кандидатские диссертации. Систематика барьеров деления тяжелых ядер легла в основу совокупности справочных данных по расчету вероятностей деления тяжелых ядер и по сегодняшний день используется специалистами-ядерщиками, в частности при оценке ядерной безопасности хранилищ ядерных отходов.
Куприянов Вячеслав Михайлович,
начальник лаборатории НИЯУ МИФИ (Москва),
кандидат физико-математических
наук
Начало 1984 года. Мы благополучно готовились покинуть стены Обнинского филиала МИФИ. Последний барьер в виде государственного экзамена по «научному коммунизму» был к тому времени успешно взят. Красный диплом МИФИ по специальности «прикладная математика» — практически в кармане. Будущее рисовалось в виде бесконечного набора модных «зубодробительных» формул, временных рядов, дифференциальных уравнений и, конечно, в виде успеха на службе Отечеству в качестве сначала молодых и талантливых, а по- том — солидных и заслуженных ученых или специалистов. Правда, как это должно сложиться в реальности, было неясно. Что нас тогда нимало не смущало. Хватало молодости и уверенности в собственных силах.
Все разрешилось неожиданно быстро. Как-то по утру, отметив очередной раз по студенческим стандартам фактическое окончание учебы, идя завтракать в кафе при общежитии, трое друзей (включая меня) повстречали одного из преподавателей, тесно связанного по роду деятельности с ФЭИ. Он заявил, что нас хотел бы видеть известный профессор из ФЭИ, которому нужны молодые математики, хорошо разбирающиеся в применении современной вычисли- тельной техники в физических расчетах. Узнав фамилию этого профессора и не страдая от недостатка тщеславия, мы бросились наводить справки на предмет соответствия этого предложения нашим ожиданиям. Очень быстро выяснилось, что, по мнению людей осведомленных, это — какая-то ошибка, потому что профессор Г. Н. Смиренкин настолько известен и «серьезен», что получить такое предложение просто так, без чьей-либо протекции — невозможно.
«Историческая» для меня встреча состоялась следующим утром. Первое впечатление было неожиданным. В пришедшем человеке оказалось очень трудно сразу распознать заслуженного ученого, да еще и с мировым именем. Манера одеваться и простота в общении этому не способствовали. Однако после получаса разговора нам очень захотелось принять это предложение. Тем более что трудоустройство в ФЭИ с предоставлением жилья представлялось заманчивым и с меркантильной точки зрения. Вскоре мы впервые прошли через проходную института в качестве практикантов-дипломников лаборатории № 6, которой в то время руководил Г. Н. Смиренкин. С этого момента Георгий Николаевич стал для меня не только руководителем, но и Учителем в полном смысле этого слова, человеком, которому я обязан большей частью того, чему научился, и всем, чего добился по сей день.
Дальше была жизнь и работа. Физика деления атомных ядер и настоящая и серьезная школа жизни. Все было непросто. Менялась жизнь, переоценивались общественные ценности. Профессия ученого-физика перестала быть не только престижной, но перестала, в прямом смысле этого слова, кормить семьи. Не менялись только принципы и Георгия Николаевича, и большинства людей, его окружающих.
Георгий Николаевич, при всей своей солидности, был человеком эмоциональным и увлекающимся. Например, «влюбимшись» в идею построения демократии в России специально ездил в Москву, чтобы несколько раз проголосовать на разных участках по открепительному талону за Б. Н. Ельцина. Убедившись же довольно быстро в неискренности политиков, готов был идти на баррикады, чтобы восстановить справедливость.
Принципы и правила у профессора Смиренкина были по большей части простые и понятные, хотя не всегда характерные для людей, уже добившихся высокого положения в науке и, соответственно, в обществе. Здесь не получится рассказать обо всем подробно. Вот только несколько случаев.
Будучи еще студентом, я, как мне показалось, нашел ошибку в выкладках в одной из уже опубликованных работ учителя и его коллег. Дважды проверив и внутренне торжествуя, пошел к профессору, правда, немного побаиваясь. Георгий Николаевич похвалил студента, а через час принес лист бумаги с новыми выкладками и отдал его мне со словами: «Гена, посмотри, пожалуйста, может быть, я опять ошибся». У меня покраснели уши, потому что я сразу увидел свою ошибку. То было правило первое — никакого чванства. Он ведь мог с высоты своего положения просто выставить меня за дверь.
В другой раз мы готовили статью к публикации. Это была первая печатная работа, где я был соавтором. Назавтра предстояло представить материал на секции НТС отдела. Надо сказать, что на пути любой научной работы к публикации это было самое серьезное испытание. Докладывать предстояло сообществу высоких профессионалов своего дела, к тому же иногда очень критически настроенных. Одним словом, могли «вынести». Успокаивало то, что мой номер в этой истории — последний. Проработал я к тому времени в лаборатории чуть меньше года и был уверен, что это «чистилище» преодолеет кто-то другой, постарше и поавторитетнее. Тут заходит Георгий Николаевич и заявляет: «Имей в виду, докладывать — тебе, потому как я за соавторов результаты совместных работ не докладываю». Секция прошла успешно, работу выпустили, а правило — всегда отвечать самому за свои результаты — осталось навсегда.
Потом их было много: и поучительных случаев, и вынесенных из них правил. Расскажу о самом главном и для меня напутствии профессора Смиренкина. Однажды в начале девяностых годов, то есть в самое трудное для самооценки время, увидев грусть в моих глазах и в глазах моих друзей по поводу кажущегося нам трагическим несоответствия между потраченными усилиями и достигнутыми на тот момент результатами, Георгий Николаевич сказал: «Ребята, работайте, успех к вам придет. Я в этом уверен». По-моему, мудрее не скажешь.
Георгий Николаевич обладал редкой способностью притягивать к себе всех, кто серьезно интересовался и «болел» физикой ядра, и в особенности физикой деления. Где бы он ни появлялся: в Дубне, в Радиевом институте, в Алма-Ате — везде возникал круг общения, центром которого был он. Помню огромное количество споров вокруг тех или иных проблем. Помню дух этого общения, помню повышенные тона, которые часто возникали. И по сей день я уверен, что так и должно быть в тех случаях, когда речь идет о поисках истины. Именно на таких людях, как Георгий Николаевич, держится успех в любой созидательной и по-настоящему творческой деятельности.
Кудяев Геннадий Анатольевич,
генеральный директор ЗАО «Уралмаркет» (Москва),
кандидат физико-математических
наук
Мои контакты с Г. Н. Смиренкиным возникли, наверное, в 1966–1967 гг., но в тесное сотрудничество они переросли только в середине 1968 г. В это время я уже закончил черновой вариант своей кандидатской диссертации, но для ее представления к защите надо было дождаться публикации основных результатов. Я использовал освободившееся время для лучшего ознакомления с другими задачами отделения, и работы Георгия Николаевича, естественно, привлекли мое внимание.
В июле 1968 г. в Дубне проходила большая международная конференция по «Структуре атомных ядер», на которой был представлен доклад В. М. Струтинского с изложением основных положений модели двугорбого барьера. В обсуждениях доклада Л. Н. Усачев кратко представил результаты ФЭИ по исследованиям фотоделения, которые поддерживали идеи новой модели. После конференции эти идеи весьма бурно обсуждались на семинарах теоретического отдела, но было ясно, что их еще надо трансформировать в математические формулы, которые можно использовать для непосредственного анализа экспериментальных данных.
В упомянутом выше докладе в качестве одного из подтверждений новой модели была показана резонансная структура, наблюдаемая группой П. Е. Воротникова в сечении подбарьерного деления нейтронами 232Th. Такую структуру нельзя объяснить в рамках модели одногорбого барьера деления, но её можно интерпретировать как свидетельство о каких-то связанных состояниях в яме двугорбого барьера. Обсудив эту информацию, мы с Н. С. Работновым пытались построить какую-то простую модель, демонстрирующую главные особенности двугорбого барьера. Провозившись неделю с громоздкими, но не очень сложными вычислениями, мы получили в квазиклассическом приближении простые аналитические формулы для проницаемости двугорбого барьера. После нескольких обсуждений с ГН мы поняли, что эти формулы можно применять с соответствующими модификациями не только к резонансу 232Th, но и к более широкому классу структур, наблюдаемых в близлежащих ядрах.
Статья о квазиклассических формулах в соавторстве с ГН была направлена в «Physics Letters» и опубликована весной 1969 г. Осенью 1968 г. мы встречались с ГН несколько раз в неделю и обсуждали с авторами экспериментальных данных, как достичь количественного описания всей совокупности каналовых структур, наблюдаемых в дифференциальных сечениях деления актинидов нейтронами и гамма-квантами. Квазиклассические формулы дают только примеры ожидаемых подбарьерных и околобарьерных структур сечений деления ядер, но для реального анализа необходимо связать эти формулы с соотношениями стандартной оптической модели ядра, определяющими сечения образования составного ядра и ширинами распада ядра по нейтронным каналам, конкурирующим с делительными каналами. Первые примеры такого анализа были представлены мной в нашем совместном докладе на 4-м Совещании по физике деления ядер в Димитровграде (ноябрь 1968 т.) и несколько позднее на 19-й Всесоюзном совещании по ядерной спектроскопии в Ереване (февраль 1969 г.). Окончательная версия этих докладов была опубликована в соавторстве со всеми авторами экспериментальных данных в материалах «2-го Международного симпозиума по физике и химии деления», проведенного в Вене (июль, 1969 г.).
Модель двугорбого барьера была поддержана в Вене большинством зарубежных ученых, но нашлись и противники модели. Как ни странно, большее число противников было в Курчатовском институте, в котором в те годы работал В. М. Струтинский. В числе противников оказался и П. Е. Воротников, который многие годы искал какое-то другое объяснение своих данных, но не преуспел в поисках. В последующие годы в работах ГН и его коллег был накоплен столь большой экспериментальный материал о структуре барьеров деления, что серьезных противников модели в конце 70-х годов уже не оставалось.
В середине осени 1969 г. нам было предложено выступить по вопросам двугорбой модели деления на семинаре академика П. Л. Капицы в Институте физических проблем (Москва). Это предложение было престижным, но, несомненно, и очень ответственным для нас, так как надо было представлять наши работы специалистам высокого уровня в других областях физики, но значительно менее информированных о проблемах ядерной физики. Согласно многолетней традиции семинара, заимствованной от Резерфорда, выступать должны были два докладчика, каждому из которых давалось 45 мин на основную часть доклада и дополнительных 15 мин на вопросы и обсуждения. Время контролировалось председателем и никогда не превышалось. Вторым докладчиком на семинаре был Е. П. Велихов, который в те годы был еще только член-корреспондентом АН СССР и разрабатывал магнито-гидродинамичекие методы производства электричества.
Наш доклад был сокращенным вариантом Венского доклада, дополненного краткой информацией о современном состоянии фундаментальных моделей ядерной физики. Мы все первоначально решили, что докладчиком с нашей стороны должен быть ГН. Но он категорически отказался и убедил всех поручить представление доклада мне, как наиболее свободно владеющему формулами доклада. При этом было согласовано, что при дополнительных вопросах отвечать может любой из соавторов доклада. На семинар вместе со мной поехали ГН и С. А. Солдатов, а уже в зале заседаний присоединились наши соавторы из ИФП – С. П. Капица и Ю. М. Ципенюк.
Представление обоих докладов прошло нормально, и их обсуждение было весьма доброжелательным. После окончания семинара П. Л. Капица пригласил соавторов докладов на чаепитие в свой дом, которых находился на территории института. Чаепитие с бутербродами и пирогами продолжалось около двух часов, и осталось впечатление, что мы все участвовали в какой-то общей беседе о путях развития науки, малой, но важной частью которой мы можем считать и себя. Конечно, мы с большим вниманием ловили каждое слово Петра Леонидович, но, вернувшись домой, я не мог вспомнить никаких его высказываний о представленных докладах. Сохранилось лишь ощущение прекрасно проведенного вечера. Важным, конечно, результатом семинара было одобрение сотрудничества ИФП с ФЭИ и последующая многолетняя поддержка работ по фотоделению ядер на микротроне ИФП.
Сотрудничество с лабораторией ГН по модели двугорбого барьера продолжалось еще более двадцати лет, но его начальные годы хранятся в моей памяти как одно из наиболее ярких впечатлений прожитой жизни.
Зимой 1971 г. ГН предложил мне прочитать в ИЯИ КазССР курс лекций по статистической теории ядерных реакций. В этом институте готовилась большая программа измерений на циклотроне ИЯИ сечений деления доактинидных ядер легкими заряженными частицами. Это направление исследований лаборатории В. Н. Околовича было, в значительной мере, инициировано Г.Н., и они оба хотели, как можно быстрее ознакомить молодёжь лаборатории не только с намеченными методами измерений сечений, но и с основными методами их теоретического описания. В конце зимы в течение двухнедельной командировки 20-часовой курс лекций был мною представлен, и время между лекциями оказалось почти целиком заполненным обсуждениями со мной и ГН не тольковопросов физики деления, но и других задач ядерной физики, которыми занимались сотрудники соседних лабораторий. Эти лекции явились фактическим началом моего более чем десятилетнего сотрудничества с ИЯИ.
Измерения сечений деления проводились, естественно, в Алма-Ате, но теоретический анализ данных концентрировался в ФЭИ, куда многократно приезжали сотрудники ИЯИ.
Главной задачей исследований было определение барьеров деления доактинидных ядер и изучение статистических свойств возбужденных ядер как при равновесных деформациях, так и в аномально деформированных переходных состояниях. Основной статистической характеристикой ядер является плотность возбужденных уровней, и методы ее моделирования многие годы разрабатывались в теоретическом отделе ФЭИ. Огромный объем экспериментальных данных, полученный алма-атинской группой, явился прекрасным материалом для проверки этих моделей. На его основе удалось проследить перестройку оболочечных эффектов с ростом возбуждения ядер, изучить влияние парных корреляций нуклонов при различных деформациях ядер, продемонстрировать важную роль ротационного увеличения плотности уровней для моделирования характеристик ядер. Детальное рассмотрение этих эффектов содержится в обзоре ЭЧАЯ 1985 г.
В первые годы сотрудничества с ИЯИ КазССР мы с ГН посещали Алма-Ату каждый год на две-три недели для согласования методов анализа данных и написания соответствующих статей. Несмотря на круглосуточную работу, закончить статью за время командировки никогда не удавалось, её завершение продолжалось еще месяцами. Тем не менее направить в «Ядерную физику» две статьи в год нам, как правило, удавалось.
Конечно, у нас были и выходные, которые мы использовали для ознакомления с прекраснымм окрестностями города. Неоднократно посещали каток Медео и высотную плотину над ним, однажды даже взяли коньки напрокат и катались с огромным удовольствием вместе в М. Г. Иткисом и А. С. Тишиным под жаркими лучами яркого майского солнца. В один из приездов, в середине весны, ездили на Станцию изучения космических лучей Института высоких энергий КазССР на перевале Джусалы-Кезень и по дороге любовались очарованием цветения абрикосовых деревьев в окружении снежных горных вершин.
В другой приезд, в начале осени, ездили на недавно построенное Капчагайское водохранилище, голые берега которого только начинали застраиваться базами отдыха и дачами местных жителей. Решились даже искупаться, несмотря на холодную воду водохранилища, наполняемого горными реками.
К началу 80-х годов измерения сечений в ИЯИ фактически закончились из-за исчерпания доступных мишеней. Было выбрано новое направление работ – изучение «холодного» асимметричного деления доактинидных ядер.
Ввиду малой вероятности такого способа деления, измерения потребовали создания совершенно новой электронной техники и больших времен работы циклотрона. Группой М. Г. Иткиса, с привлечением новых сотрудников, технические проблемы были успешно преодолены, и была получена уникальная экспериментальная информация о массовых распределениях и кинетических энергиях продуктов деления доактинидных ядер. ГН участвовал во всех этапах этих работ, но уже без меня. Я восхищался полученными моими коллегами результатами, но круг моих основных интересов сместился к другим задачам.
Все годы нашего сотрудничества я ощущал очарование личности ГН, его доброжелательность к окружающим, увлеченность наукой и поразительную работоспособность. Его глубокие знания всех сторон физики деления ядер делали каждое общение с ним очень плодотворным.
Светлый образ Георгия Николаевича я навсегда сохраню в моей памяти.
Игнатюк Анатолий Владимирович,
советник генерального директора ФЭИ,
доктор ф.-м. наук, профессор
О том, что ГН был заядлым рыбаком, известно было многим, но далеко не все знали – каким он был рыбаком, с каким восторгом предавался любимому увлечению, с какой страстью рвался в неизведанные щучьи края и как радовался, когда выходил победителем в схватке с зубастой хищницей! ГН не был классическим удильщиком, он не мог часами сидеть на берегу и смотреть неотрывно на поплавок. Он признавал одну только ловлю – на жерлицу, на живца. Его увлекала борьба один на один с серьезным противником, когда леска звенит, как натянутая струна, режет побелевшие от напряжения пальцы, сердце колотится и готово выскочить из груди, и крупные капли пота обильно покрывают разгоряченное борьбой лицо. Как настоящий профессионал-жерличник, он отлично ориентировался на любом, даже незнакомом ему, водоеме, безошибочно находя места стоянки крупной щуки, умело расставлял жерлицы и одному ему известным способом насаживал живцов на двойники так, что они могли целый день оставаться живыми. Снасть у него была верхом совершенства – жерлицы, изящно вырезанные лабораторным механиком дядей Петей Хреновым на токарном станке из текстолита с пружиной из бериллиевой бронзы, были не только произведением искусства, которое приятно взять в руки и долго ими любоваться, но и служили безотказно, благодаря особой тонкой регулировке пружины, рассчитанной на разные усилия в зависимости от величины добычи.
Обычно поездки на рыбалку совершались на ближайшие реки: Протву, Угру, Вазузу, но всегда хотелось чего-то большего, душа рвалась в места незнакомые, безлюдные, в дикие заповедные края, где нетронутая человеком природа, кристально чистые реки, кишащие, как хотелось верить, щучьями монстрами.
Такая возможность представилась, когда в середине семидесятых годов ГН стал счастливым обладателем новенького Москвича. У порога стоял сверкающий свежей краской автомобиль, в кармане лежали только что выданные права; выбор нового рыбацкого «эльдорадо» не заставил себя долго ждать – река Десна на самом юге Брянщины. В те времена Киевское шоссе еще не было асфальтировано, и наш путь лежал по Симферопольской трассе до Орла с поворотом на Брянск и далее вдоль Десны до старинного русского городка Трубчевска.
К вечеру добрались. Городок маленький, провинциальный, привольно раскинувшийся на высоком берегу красавицы Десны, утопающий зимой в снегах, а летом купающийся в лучах жаркого солнца. Подруливаем к нужному нам дому. Заранее предупрежденные, хозяева встречают гостей на крыльце, из машины выходит ГН, протягивает руку:
– Жора!
Напряжение встречи сняло как рукой. Через мгновение мы оказались за столом, заваленным домашней снедью, что оказалось весьма кстати, вспомнили – с утра во рту ни крошки.
На следующий день нам предстоял заброс вниз по реке километров на пятнадцать. Доставить к месту рыбалки взялся соседский парнишка Игорек. На берегу быстро выгрузили машину, перенесли в лодку снасти, провиант, снаряжение – все, что требуется для жизни вдали от цивилизации. Осталось отогнать машину в город на место стоянки и можно отправляться в путь. ГН сел за руль, и тут случилось непредвиденное – наш верный автомобиль отказался заводиться. Самый продвинутый из нас по части техники Матвеич, почесав затылок, заключил:
– Сел аккумулятор, надо толкать!
Впряглись втроем и начали катать ГН по берегу Десны – машина упрямо не хотела заводиться. Окончательно отчаявшись и совершенно обессилив, присели отдохнуть. ГН подошел к нам, хитро улыбнулся и попросил последний раз его толкнуть. Пошли ему навстречу и, о чудо! – машина фыркнула, дернулась и поехала сама. Довольный ГН отогнал машину в город и только через несколько дней признался, что когда мы его катали, изнемогая, по берегу реки, он забыл включить зажигание.
Путешествие продолжилось по воде. Красива Десна в любое время года, но особенно весной в половодье, когда, широко разлившись по заливным лугам, деснянская вода подходит к самой кромке далекого леса. Впереди показалась заветное местечко. Выгружаемся на берег и сразу начинаем обустраивать бивуак: устанавливаем палатку, устраиваем кострище, заготавливаем дрова. Как принято у всех рыбаков, первый вечер у костра – это начало рыбалки. И пусть рыба еще плавает в реке и даже снасти еще не распакованы: праздник уже начался – праздник души, когда человек оторвавшись от мира, городской суеты, теряет счет времени и уходит в мир первобытного состояния – мир покоя и природы. Не случайно говорят, что время, проведенное на рыбалке, в счет жизни не засчитывается.
Далеко за полночь, напившись вдоволь душистого чая, настоянного на веточках с уже набухшими почками черной смородины, кусты которой вперемежку с зарослями колючей ежевики тянутся далеко вдоль обрывистого берега реки, отправились по одному укладываться на ночлег в палатку. У костра остался ГН. Он сидел, пригревшись у огня, смотрел на догорающий костер и думал о чем-то своем. Может быть, вспоминал далекое военное детство, голодные университетские годы, а может быть, ему не давал покоя пресловутый двухгорбый барьер. В сотый раз ГН задавал себе один и тот же вопрос – почему ему не удается убедить Воротникова и других коллег Курчатовского института в оправданности новой модели деления? Однако пора идти спать. Он попытался встать и вдруг, покачнувшись, упал на раскаленные угли костра.
Утром первым из палатки вылез Игорек, с удовольствием попил холодной водички и начал разводить костер. Матвеич открыл глаза и решил, что пришла пора проверять не поставленные с вечера жерлицы, и принялся спускаться с берега к лодке, но промахнулся и стал рядом с лодкой, высоко поднимая ноги, заходить в реку, при этом он никак не мог понять, почему голова еще сухая, а вода уже по пояс. К счастью, это все происходило на наших глазах, и мы быстро вытащили его на берег. Последним на свет появился ГН, на него было страшно смотреть: лицо измазано сажей, кожа покрыта волдырями, один глаз не открывается. Хорошее начало рыбалки, ничего не скажешь. Стали совещаться. ГН, оценив ситуацию, принял решение:
– В таком виде я появиться на люди не могу, поэтому останемся здесь, пока не исчезнут следы повреждений.
Пришедший в себя после купания Матвеич, не очень соображая, что он делает, достал НЗ – последнюю бутылку со спиртом, тщательно закупорил горлышко и забросил далеко в реку со словами:
– Мы приехали сюда, между прочим, рыбу ловить. Пускай добрые люди обрадуются нашему подарку!
Если бы он знал, что это был последний теплый день и какими словами мы будем вспоминать позже его безрассудный поступок. Попросили Игорька перебросить нас на самый крупный в этом месте приток Десны – Неруссу, речку, знаменитую щучьими местами и малодоступную для местных рыбаков. Собрали лагерь, загрузили вещи в лодку, поплыли напрямик по заливному лугу.
Вдали показалась моторка и сразу устремилась нам наперерез. Останавливают, в лодке два милиционера с оружием и рыбинспектор за мотором. Объявляют нам, что они ищут сбежавших вчера из тюрьмы двух рецидивистов, просят предъявить документы. Пытаемся объяснить, кто мы такие и как попали в эти края. Хмурятся, видим – не очень верят, требуют документы. Особенно их интересуют два человека: тот, что лежит на дне лодки без движения, и второй – с наполовину обгоревшим лицом. Наставив на него пистолет, старший по званию строго спрашивает:
– А этот тип кто будет?
ГН, явно смутившись, опустил голову вниз и молчит.
– Это наш профессор Смиренкин, – раздался в наступившей тишине робкий голос.
– Да мы сами видим, какой это профессор! Чей в лодке труп? Мы должны вас задержать! – и зазвенели наручниками.
Ситуация накалилась до предела. Начинаю объяснять, что я местный, называю адрес, где мы остановились, вспоминаю всех своих трубчевских родственников, друзей, учителей, одноклассников, смотрю – подействовало: городок небольшой и все знают друг друга, – опустили оружие, слушают, задают вопросы, успокаиваются. Поверили, отпустили и даже пожелали удачной рыбалки.
Нашли сухой бережок, окруженный со всех сторон водой, высадились. Игорек, пообещав вернуться через неделю, лихо развернул моторку и скрылся за ближайшим поворотом реки. Оставшись одни на необитаемом острове, со всех сторон окруженном водой, начали обустраиваться. Заготовили колья для жерлиц, установили палатку, развели костер – жизнь начала налаживаться.
Пошла щука, некрупная, но брала исправно, и постепенно количество куканов, опущенных в воду, увеличивалось. Увы, судьба продолжала испытывать нас на прочность – погода резко меняется, так часто бывает в это время года: ранняя весна, на первые майские праздники жара, а на вторые – холод. Так и произошло: ветер сменился на северный, начался дождь, который быстро затушил костер, и зажечь его заново стало невозможно – дрова основательно вымокли.
А костер для нас все: тепло, горячая пища, возможность высушить одежду и обувь. Оставшись без огня, мы забрались в мокрую палатку, сидим на корточках, дрожим, жуем холодную тушенку и вспоминаем тот спирт, который с легкой руки Матвеича уплыл по Десне. Вдруг в палатку залетела ласточка и села на голову ГН: бедная птаха, видно, поспешила вернуться на родину и теперь ищет укрытия от холода в нашем жалком жилье. Матвеич посмотрел на нее и объявил:
– Будем сидеть тихо и ждать, когда утки начнут залетать к нам в палатку.
Нам было не до шуток – заворачивало на мороз. Наконец раздался долгожданный звук мотора и к берегу причалил наш спаситель Игорек. Вернувшись в город, сходили в баньку, отметили возвращение, настроение поднялось.
Только вот вид у нашего профессора еще не презентабельный: лицо покрыто струпьями от волдырей, щетина растет седыми клочьями, а бриться он еще не может. Праздники все прошли, и надо возвращаться домой, а то, чего доброго, начнутся розыски.
Выезжали рано утром, соседка попросила подбросить до Брянска дочку-студентку (знала бы она, кому доверяет свое дитя!). Загрузили машину, на багажник пристроили корзину с рыбой, щука была свежая – только что снятая с кукана. Матвеич привычно занял место штурмана, студентку усадили на заднее сиденье, а на полку к заднему стеклу уложили гостинцы: соления, варения и прочие домашние вкусности, которыми соседка щедро нагрузила свою дочь.
Выехали за город, шоссе блестит мокрым асфальтом: накануне прошел дождик, на обочине мелкие лужицы. Пустынная дорога убегает вдаль, по краю дороги глубокий кювет, за ним сиротливо стоят на ветру одинокие голые ивы.
Пассажиры задремали: подъем был ранним. Вдруг появляется грузовичок навстречу. ГН напрягся, вцепился в руль покрепче, нашел нужную педаль газа и втопил ее в пол до упора. Москвич, взревев, понесся навстречу самосвалу.
Поравнявшись со встречной машиной, ГН решил, что встреча пройдет недопустимо близко и резко вывернул руль вправо. Москвич на полном ходу выскочил правыми колесами на мокрую обочину и, как будто обидевшись на не уважающего его водителя, взмыл в воздух. Летели мы над глубоким кюветом: мотор ревет, задние колеса бешено крутятся в воздухе.
На беду, в кювете дремала на пеньке старушка, пасла привязанного рядом теленка. Увидев летящее и ревущее на них по воздуху транспортное средство, бабуся, не вставая с места, сиганула метров на пять и оказалась на мокром асфальте, бычок, почуяв неладное, рванул на другую сторону кювета, оборвав веревку толщиной почти в руку. Машина, пролетев по воздуху несколько метров, плюхнулась на землю на все четыре колеса – посадка была жесткая, но безаварийная; водитель по-прежнему жмет на газ, и мы мчимся уже по мокрому кювету. Наконец ГН с удивлением обнаружил под колесами вместо твердого асфальта мягкую траву и резко затормозил.
Матвеич вышел из машины, перекрестился и пошел искать выезд из кювета, а мы принялись собирать по всему салону разбросанные соленые огурчики и вытирать испачканные вареньем сиденья. Метров через 500 нашли пологий выезд, выбрались на дорогу, студентку, по ее убедительной просьбе, высадили на первой ближайшей автобусной остановке и полетели дальше. На пути Орел, но уже другой: с парализованным движением в центре города из-за ремонта моста, с гигантской пробкой. Как известно, ГН ехать медленно не умел, и, следуя своему правилу, он то резко тормозил, то быстро ускорялся, в результате машина дергалась в пробке и глохла. ГН начал экспериментировать с педалями и быстро сообразил, что ехать медленно можно с помощью сцепления, не выжимая его до конца. Скоро мы почувствовали запах гари, потом пошел дым, и машина встала. Пришлось выходить и толкать ее на обочину. Подоспевший гаишник быстро разобрался в ситуации, а тогда они уважали водителей немногочисленных легковушек, остановил первый попавшийся грузовой автомобиль и велел взять нас на буксир. Притащили на СТО – оказалось, сгорело сцепление, предстоит долгий и дорогой ремонт. На этом наше путешествие на юг закончилось. ГН остался ночевать в машине без копейки в кармане, чтобы утром в долг сдать ее в ремонт. А мы с Мавеичем, имея 1 рубль на двоих, отправились за новыми приключениями на ж/д вокзал – но это уже другая история.
Работнов Николай Семенович,
заместитель директора ФЭИ (1992–2000),
доктор физико-математических наук, профессор, академик РАЕН.
Шефская помощь колхозу села Кудрявец 1986 г.
Слева направо: Г.Н. Смиренкин, В.А. Никитин, Г.Г. Королев, И.И. Котухов,
В.Е. Рудников, Н.В. Корнилов
Лаборатория на сельскохозяйственных работах в Хвастовичевском районе, 1986 г.
У памятной доски. 75-летие Г.Н.Смиренкина.
Слева направо: Турчин Ю.М., Свирин М.И., Аникин Г.В., Труфанов А.М.,
Солдатов А.С., Нестеров В.Г.